— Этой ночью, кто, собственно, кого победил.
— И я тоже самое говорю, — решил не вступать в спор с ней Чапаев, — проведем разведку боем и узнаем, кто. — И добавил: — Я имею в виду, мы не будем выходить за пределы Царицына, а проверим Иво огнем твоих пушек, дорогая. Вот так, не успела Елена на него наехать, он уж предлагает ночлег. А как иначе объяснить такую фамильярность?
— А я говорю, таким образом мы можем добить своих, оставшихся в живых.
— Хорошо, скажи мне, кто там свой? — и Василий Иванович зажал один палец, на всякий случай мизинец.
— Моя мама.
— Раз, — Василий Иванович зажал еще один палец, но потом отпустил его, и это заметила Елена.
— Не надо было этого делать, — сказала она, — потому что, допустив одну ошибку, вы с испуга, что ошиблись, тут же, возможно, совершаете другую. Василий опять зажал безымянный палец, но она не стала развивать свою логику дальше, что вот, мол:
— Опять вы ошиблись, комдив. Чапаев понял это и разозлился:
— У меня такое чувство, что мы воюем не с белыми, а с Батькой Махно и разветвленной системой его жен.
— И детей.
— Что? Да и детей, — согласился Василий Иванович, но предложил продолжить пока что теоретический анализ диспозиции, сложившейся супротив Царицына.
Она перебрала несколько известных фамилий — забыла только одну. И это логично, ибо эта Одна:
— Только что проснулась, и поэтому, естественно, не знала, что:
— Что тут было! — три слова, которыми встретил ее Колчак с подносом, на котором приютились — поднос был маленький — два круасана, большой кусок вкусного, пахнущего портянкой сыра Пармезан — из самой Италии, как было на нем написано — и какао.
— Почему не кофе?
— Не было.
— Дожили. Но после того, как он рассказал ей всё — пролила и какао. Это была Щепка — вид расстроенный, как встреча утром с Шекспиром после бурно проведенной ночи:
— Ты-то хоть с утра пораньше не лез бы со своими трагедиями. Колчаку она сказала:
— Ты-то почему расстроился, Деникин белый, и ты белый. Что вам делить?
— У меня есть сомнения, что я тоже — Белый.
— Белый, белый, и знаешь почему?
— Почему?
— Если бы ты был Полосатым, как я мы бы не спали всю ночь, а трахались. Ибо ты знаешь, я все могу, но не могу трахаться с идеологическим противником. Пусть и по непроизвольному принуждению.
— Вот именно поэтому я боюсь выходить из броневика: примут за зеленого и тут же расстреляют, а я.
— Что: а я? Жить хочешь?
— Воевать хочу, милая.
— Кто еще остался здесь?
— Аги, ее не смогли вытащить из-за канистр со спиртом. Водитель Ленька Пантелеев вместе с Никой Ович были приняты в ряды армии Дэна, хотя еще должны пройти проверку. Ты знаешь лучше меня, что Ника была в твоем броневике, и предала тебя. Больше всего меня удивил Яша Сверло: он считается у них Белым Офицером.
— Он им был, — ответила Ще.
— А этому ты не удивишься? Камергерша и Врангель перешли на Эту Сторона.
— Сказки.
— Сказки, да, но только наполовину. За Врангеля пришлось выдать изуродованного ей Дыбенко. Иначе не была бы оценена моя инициатива сделать эту вылазку по захвату языка.
— Так-то всё ясно, — резюмировала наконец Щепка, — но вот одного не пойму никак:
— Зачем она сдалась? Колчак хлопнул себя по лбу:
— Мама Мия!
— Ты тоже подумал, что она решила действительно стать Матой Хари, шпионить За белыми, но На красных?
— Да, но вот только сейчас догадался.
— Разбудил бы меня пораньше — меньше бы мучился, ибо раскрыла я тебе тайны нашей души.
— А именно:
— Но я другому отдана — я буду век ему верна.
— Я это знал.
— Ты не знал другого, милый друг: она считает, что Век Этот — скоро кончится.
— Да? — всё еще не мог поверить Колчак в такое простое, но в тоже время очень сложное решение:
— Сначала по-честному остаться зеленой, потом — также по-честному, и уже не перейти — а просто стать Белой. Что для этого должно произойти? Неизвестно. Будем ждать.
Колчаку было предложено:
— Выйди на переговоры. — Дэн сам постучал по броне секретным стуком пришельца с Альфы Центавры, который землянами воспринимался, как итальянцами:
— Омерта — Знак Молчания. Что можно перевести на древне-деревенский, как:
— Понимание Задним Умом.
— Ты выходишь?
— Только вдвоем:
— Ты и я.
— Согласен. Более того, я могу залезть в твой танк.
— Это броневик.
— Это даже лучше.
— Скажи, чего ты хочешь?
— Обменяться с тобой.
— Что на что конкретно? Щепку я не отдам.
— А придется.
— Нет.
— Поэтому я и говорю:
— Пусти меня в броневик. Тем более, знаешь что? Броневик уже облили чистым спиртом, и один из конногвардейцев, а именно мой представитель по работе с общественностью уже стоит рядом с горящим факелом.
— Кто это?
— Амер-Нази.
— Хорошо, тогда верю. — И Колчак отрыл нижнюю дверь, которая, если кто не знает, находилась не сбоку, как у лошади, телеги, и любой другой нормальной тачки, а:
— Снизу. Дэн по запарке после отлично проведенного боя, начал рваться в дверь. Но она не открывалась.
— Почему не открывается дверь? — спросил Дэн.
— Так это, скажи сначала своим нукерам, чтобы отошли на пять шагов назад.
— На пять?
— Нет, я ошибся, на пятьдесят. И предварительно помоют броневик сначала спиртом, которым, которым его облили, потом чистой водой.
— Воды нет.
— Киндзмараули, Хванчкара, Сапе-рави?
— Найдем.
— Окей. Как сделаете, так открою.
— Предлагаю не открывать, — сказал. Кто? Не Амер-Нази, который уже ступил пару шагов, но вовремя вспомнил, что:
— За горизонт, — так как его отставили. А на его месте уже был Мишка Япончик в простонародии:
— Беня Крик.
— Что вы предлагаете? — спросил Дэн, впрочем, даже не повернувшись. Зря. Так можно и обшибиться, как некоторые, которые, впрочем, уже не только оба, но и все трое умерли.
— Просто-напросто поджечь, и этим прекратить дальнейшие расспросы.
— Так-то бы да, но не могу.
— Почему?
— Были знакомы по прошлой жизни.
— Мы здесь для того и находимся, чтобы рвать эти цепи прошлого бес-з-про-медления-я! — И Мишка схватил факел, который уже держал наготове его помощник. Помощник, да, но не совсем, точнее, не навсегда, более того:
— Только на сегодня, — на завтра, самое позднее, послезавтра, этот парень хотел быть даже не помощником Дэна, а как бы это назвать получше комиссара в Белой Армии, и назвал логично:
— Начальником гарнизона, — это в случае оппозиционной тактики, и начальником штаба — наступательной. Некоторым может показаться, что многие герои не всегда справляются с управлением падежами близлежащих слов, и их склонениями на свою сторону, но. Но это является не их личным багажом-достоянием, а достоянием республики, в том смысле, что сама мэстность, не давала возможности выйти за рамки принятых здесь с незапамятных времен:
— Слов в их предложении. Тем более, Одесса была совсем рядом. Правда, правда и то, что найти в Одессе одессита также трудно, как Шлем Одиссея и Меч Ахиллеса, которые будто бы, по крайней мере, три дня в неделю, но обязательно, каждый день, кроме понедельника:
— Продают на Её рынке. Мишка так и сказал этому помощнику, если я еще не раскрыл его имя, так это был Яша Сверло:
— Если всё пойдет не в ту сторону — будем уходить именно из Одессы. Яша не собирался проигрывать каким-то Ино эту часть своей территории, поэтому только поморщился, ходя и дал понять:
— В принципе согласен.
Дэн ударом, которому его научила Кали еще в прошлой жизни, свалил Яшу Сверло с факелом, которым он, впрочем, и не собирался поджигать броневик, а хотел только передать кому-нибудь из своего близкого окружения. Но так как Дыбенко был еще ни жив — ни мертв, то и передал его Камер, чтобы она искупила свою вину:
— Перед восставшим народом. Многие были в шоке от этой интерпретации, правда, действительно затянувшейся ситуации, но побоялись возражать, так как и их могли приобщить в этому делу:
— Бросить факел в того, кто, скорее всего, ни в чем не виноват. Яша Сверло упал, и мог только сказать:
— Однако, — а его поручитель Амер-Нази замахал руками:
— Я с ним только недавно познакомился, да и то:
— Чисто шапочно. — И тут же доказал почему?
— Никакой бы нормальный человек не пропустил вперед себя своего нового знакомого, ибо не для того люди соглашаются на новое знакомство, что сами стать последними в этой длинной очереди за право быть Первым Командармом этой Республики. А я, как был простым десантником — таким и остался. Не верите? Увидите, опять зашью золотые с пятки хромовых сапог, и в Америку, где уже все боятся быть президентами по причине обвинений в коррупции, излишней сексуальности, и противостояния мафии. Я — на всё согласен добровольно.